Старый друг мой пишет рифмованной прозой по одному гениальному стихотворению в год,
А я каждое утро сажусь на подземные паровозы и еду на не менее подземный завод.
Я не брею бороду, не меняю пальто - пытаюсь глядеть богемно,
Но из-под всех этих псевдоинтеллектуальных понтов лезут бытовые проблемы.
Старый друг мой смотрит уверенно вверх, он за облаками видит не ангелов так орлов,
А я проверяю, выключен ли в туалете свет и дальше этого глядеть не готов,
Мы болеем одной болезнью, но у нас с ним совершенно разные литеры,
Я лечу по работе в южный город облезлый, он едет автостопом до Питера.
Старый друг мой шутит не так как я, не курит, играет заумный джаз,
Не сравнивает кальвадос и арманьяк, на всякие галстуки плюет с девятого этажа.
Мы по-разному входим в день, я распластано, он упруго,
Не пересекаемся ни в чём и нигде, но кажется рады видеть друг друга.
Старый друг мой вряд ли прочтет всё это, но возразит мне, если прочтёт,
Что не такой уж он старый, что он не поэт и что у него тоже есть свой подземный завод,
Что у него те же коммунальные платежи, а по пятницам та же водка,
Что, по большому счету, это не жизнь, а жизнь далека как отпуск...
Мы бы тихо сидели на кухне, и чай на плите, и от тепла раскраснелись бы рожи,
А я бы думал, что друзья мои умерли все. Или не пишут больше стихов, что практически одно и то же.
А я каждое утро сажусь на подземные паровозы и еду на не менее подземный завод.
Я не брею бороду, не меняю пальто - пытаюсь глядеть богемно,
Но из-под всех этих псевдоинтеллектуальных понтов лезут бытовые проблемы.
Старый друг мой смотрит уверенно вверх, он за облаками видит не ангелов так орлов,
А я проверяю, выключен ли в туалете свет и дальше этого глядеть не готов,
Мы болеем одной болезнью, но у нас с ним совершенно разные литеры,
Я лечу по работе в южный город облезлый, он едет автостопом до Питера.
Старый друг мой шутит не так как я, не курит, играет заумный джаз,
Не сравнивает кальвадос и арманьяк, на всякие галстуки плюет с девятого этажа.
Мы по-разному входим в день, я распластано, он упруго,
Не пересекаемся ни в чём и нигде, но кажется рады видеть друг друга.
Старый друг мой вряд ли прочтет всё это, но возразит мне, если прочтёт,
Что не такой уж он старый, что он не поэт и что у него тоже есть свой подземный завод,
Что у него те же коммунальные платежи, а по пятницам та же водка,
Что, по большому счету, это не жизнь, а жизнь далека как отпуск...
Мы бы тихо сидели на кухне, и чай на плите, и от тепла раскраснелись бы рожи,
А я бы думал, что друзья мои умерли все. Или не пишут больше стихов, что практически одно и то же.