yurrikon

19 мая 2013 года в клубе "Дача на Покровке" состоится презентация книги Марии Ботевой «Фотографирование осени» (Нью-Йорк, "Айлурос", 2013).

Мария Ботева - Родилась в Кирове/Вятке. Пишет прозу, стихи, сказки, пьесы. Публиковалась в журналах "Новый мир", "Урал", "Октябрь", "Воздух" и др. Лауреат молодежной премии "Триумф" (2005). Шорт-листер премии "Дебют" в номинации "крупная проза" (2005). Финалист Национальной детской литературной премии "Заветная мечта" (2005-2006). Автор книги сказок "Световая азбука. Две сестры, два ветра" и книги стихов "Завтра к семи утра". В настоящее время живет в Кирове, работает журналистом.

На вечере будут присутствовать сама Мария Ботева, а также главный редактор издательства "Айлурос" (Нью-Йорк) Елена Сунцова.

Начало в 19-00. Вход свободный.

Схема проезда

Все книги "Айлуроса" теперь можно купить в новосибирском книжном "Собачье сердце".
А 19 апреля, в эту пятницу, там же состоится презентация книги Виктора Iванiва "Чумной Покемарь" (Премия Андрея Белого-2012).
Информация: http://vk.com/sobheart

Начиная с середины 2012 года критические отзывы о книгах "Айлуроса" анонсировались главным образом на фейсбуке: настало время восполнить пробелы в этом блоге. В пост включены также непоявлявшиеся здесь материалы самого недавнего времени. Рецензии, уже публиковавшиеся в этом блоге, в пост не вошли. Порядок везде алфавитный.

Нью-йоркское издательство “Айлурос” только в этом году выпустило почти полтора десятка книг современных авторов, среди которых <...> сборник прозаических и поэтических миниатюр “Мы не знаем” Виктора Боммельштейна — писателя, которого можно назвать главным открытием года (неоткрытие он разве что для пользователей ЖЖ, которые его давно знают и любят).

Ольга Балла и Ольга Лебёдушкина (автор приведенной выше цитаты) о нескольких книгах "Айлуроса" в контексте литературных итогов 2012 года

Текст, которому снится сон. И сон, внутри которого текст на тексте и образ на образе. Мир, впрочем, не стабилен. Это роуд-муви. Герой все куда-то едет — город Виноград, город Антон, город Затон, какие-то сонные топонимы.

Владимир Иткин о "Чумном Покемаре" Виктора Iванiва

Камерный и лиричный Попа и экзистенциальный, трагический Лалич действительно контрастируют друг с другом. <...> Пытаясь представить двух поэтов, ставших классиками для Сербии, но неизвестных у нас, переводчик признался, что не знает, с кем сравнить Попу, а вот Лалич – из той же породы, что и Кавафис (и, конечно, Бродский): они живут в ожидании прихода варваров, оплакивая в стихах свою Византию, ее обреченную культуру.

Александр Чанцев о презентации книги стихотворений Ивана Лалича и Васко Попы (перевод Андрея Сен-Сенькова и Мирьяны Петрович)

( Анонсы рецензий Марии Галиной, Сергея Костырко, Анны Кузнецовой, Бориса Кутенкова, Станислава Львовского, Андрея Пермякова и Елены Пестеревой на книги Ильи Каминского, Геннадия Каневского, Сергея Круглова и Бориса Херсонского, Елены Сунцовой, Алексея Цветкова и Пауля Целана )

...За совершеннолетие «Айлуроса»!


(Изображение обложки кликабельно)

Владимир Гандельсман, Валерий Черешня. Глассические стопки. — New York, Ailuros Publishing, 2013. — 115 с.
ISBN 978-1-938781-08-7

Художник обложки — Ирина Глебова.

Прочитать, скачать бесплатно или заказать книгу можно на сайте издательства по ссылке выше.
В ближайшее время книга появится в продаже в Москве, о чём будет сообщено дополнительно.

Рецензии на котокниги в "Воздухе" №1/2 '2012.

        Виктор Боммельштейн. Мы не знаем
        N.Y.: Ailuros Publishing, 2012. — 124 c.

        Призрачные, словно подвешенные в воздухе стихи поэта, известного в основном в русскоязычном секторе «Живого журнала», происходят, кажется, напрямую от обэриутов (прежде всего, от Вагинова, хотя где-то мелькает тень Введенского, а в прозе, представленной в этой книге даже в большем объёме, само собой, Хармса). Боммельштейн сам по себе являет достаточно характерный пример аутичного существования на окраине поэтического мира — его опыты, хотя и соотносятся с работой Арсения Ровинского, Леонида Шваба и некоторых других поэтов, всё же выпадают из ближайшего контекста, видятся попыткой продлить посмертное существование «Звукоподобий». Отчасти встречающиеся на этих страницах контекстуальные «осечки» могут корректироваться тем, что Боммельштейн привлекает внимание некоторых поэтов младшего поколения, разрабатывающих ту же «постобэриутскую» линию с уклоном в натуралистический минимализм Лианозовской школы (можно вспомнить, например, Игоря Гулина или Надю Плунгян). Наконец эти тексты, безусловно, будут по нраву тем, кто любит собак, ведь они здесь главные герои.
        Я долго наблюдал работу крана. / Сквозь утренний недвижный воздух, в тишине / Он робко двигался, и грустно стало мне. / Как будто старая заныла рана. / Так дальний лай бывает слышим в полусне.

Кирилл Корчагин

Сергей Круглов. Натан; Борис Херсонский. В духе и истине
        N.Y.: Ailuros Publishing, 2012. — 108 c.

        Два поэта — два образа мира и веры. Сергей Круглов всецело приемлет своего героя, православного священника Натана, сливается с ним, говорит за него, хотя и о нём, — говорит им. Не маска, но намертво — и на живую — пришитый биографический опыт. Экспрессионизм. В варварском, языческом краю христиано-иудейский Мунк распял-распялил свой рот.
        Они ненавидят чужих, / На их площадях — / Мокошь и Род во весь рост, / Навь у них — во всю ночь, они мажут / Деревянные губы салом, к подножиям льют обрат. / На досуге, перед сном, / Солдатиков из картона вырезают они, / Расставляют полки на серых простынях, / Ведут войны, течёт бумажная кровь. / Армии двух цветов: / Чёрные — это евреи, народ священства, / Красные — это наши, народ попов.
        В герое Бориса Херсонского двойственности, пожалуй, нет, он цельный. И потому поэту удаётся смотреть на него со стороны, говорить не только за него, но и о нём. Здесь не надрыв, но мудрость и благостность, взрослая, серьёзная, не сусальная. Гурий настроен по отношению к миру именно мирно. Натан этот мир — обидный, больной — прощает, а Гурий позволяет себе совсем уж неслыханную роскошь — позволяет миру простить себя. Впрочем, оказывается, это одно и то же. Смирение — это когда с миром.
        Вспоминает Гурий — в селе на Кресто- / воздвиженье пресное тесто / раскатывали в пласты, / вырезали из теста кресты, / выпекали, сами ели и давали скотине, / чтобы дети зимой не болели / и овцы холода претерпели. // А я-то бранился — язычники! О Божьем Сыне / не думают, о страстях Его и о цели / воплощения знать не знают, не молятся, всё им обряды, / да колдовство, да песенки в честь Коляды-Маляды. / Всё бы им дед Никола, милости и щедроты. // Но скотину кормить крестами — ни в какие ворота! // А одна бабка сказала — скоты тоже люди, к примеру овечки, / я за каждую в церкви зажигаю по свечке. / И коровы — люди, и лошади — люди, а ты, / батюшка, верно, считаешь, что и люди — скоты. // Прозорливица бабка была. Но что ни говори — / все мы скоты, хоть и с образом Божьим внутри.
        Диалог оказывается согласным двухголосым пением, неслучайно в какой-то момент поэты меняются персонажами, говорят друг за друга. И мир не расколот, но цел.

Евгения Риц